Простейшая радость: всё зачеркнуть, выйти вечером
на проспект, под небо, впервые за месяц закрытое тучами, —
наконец его можно потрогать, весомое, как царский виссон.
В кручёных громадинах туч предчувствуется проживающее
Божество. Проспект — Ленинский, место пересечения.
Вскачь по холодным асфальтам в сторону Тёплого Стана,
наблюдать за чернильными брызгами вран в акварели неба;
получать удивительное удовольствие от сгустившейся
материальности мира, нащупывать каждый звук
в прозрачном воздухе, в воздушном шелесте.
О судари вы мои, наступила осень, листья осыпались,
и всё теперь успокоится — вы одевайтесь теплее.
Шагать, шагать, радуясь жжению в сбитых ногах.
И в конце — закрывая глаза, полететь на небо,
не на небо, но по залихватской кривой над городом,
дыша, задремав. Испугаться, не полететь.
Испугавшись, не полетев, махнуть рукой и, прыгая
через позёмки, дойти пешком до дома минут за сорок,
войти в подъезд, взойти по лестнице, гладя стену.
Повернуть ключ дважды по часовой стрелке.
Сесть пред огромным и чистым окном,
любуясь на то, как редки летающие снежинки.
Как смеркается. Как кружение по циферблату,
круг за кругом, не то что выходит на финишную
прямую, но радиус устремился к нулю,
и в этой точке — Божественный зрак,
пронзительный свист, перемена мест
слагаемых, уменьшаемых и
вычитаемых. А там ещё есть
и зима — и другая
простейшая
радость.
1990—2008
P. S. Cейчас понял — я же тогда был ровно вдвое младше, чем теперь! экватор.