насчёт смерти (а что насчёт неё?)

А вот что. Когда я думаю о том, что в 19 лет был лучше, легче, здоровее, свободнее, чем теперь; умел например радоваться тому, к чему равнодушен ныне, — то это мне не показалось: это действительно действует во мне, изменяя меня, время-смерть; и дальше будет только хуже.

Необходим реальный именно живой некий Человек (как я, но другой: не мёртвый, а живой), который будет держать за руки и смотреть в глаза — не только когда я стану исчезать отсюда, но и далее, когда я буду вомерщвляться туда. Человек, а не закон или там концепция. Его живость и реальность, глаза и руки — последнее и единственное, что опровергает зло и компенсирует смерть. Иначе всё. Облизывающийся антрацитовый провал зла и смерти иначе слишком ужасен, чтобы вселенная могла существовать. Иначе просто ничего нет.

( апдейт )

Ещё вдруг как-то особенно обратило на себя внимание то, как плотно работают с ситуацией бесы. Работают — плотно.

black, dark folk, абсурдизм, европейское кино

меж тем упомянутый р. Б. Дионисий «Бокс» (другдетства, недавно открывший в Тургеневской б-ке кафе Ex:Libris) завёл себе и своему кафе жж. Вот он: exlibriscafe.

френдите его, он от этого становится лучше

last but not least, человек, по-моему, прекрасно сразу уловил особенности жанра.
горжусь таким другом детства, кичусь им

волны те

страшно умирать не хочется
быть бы стать жуком-древоточцем
в задней ножке стула в дальней комнате
чтобы надо мною бежали волны те

понравилась песня

самомумифицирующиеся монахи

via adski_kafeteri

http://www.thethinkingblog.com/2007/07/self-mummified-monks-of-japan.html
http://archive.travel.ru/japan/118609.html

Начало практике самомумификации положил монах Кукай, тысячу лет назад обосновавшийся на священной горе Коя (префектура Вакаяма). Он на собственном опыте и разработал поступенчатую систему приближения к идеалу, прохождение которой занимало целое десятилетие.

Вначале надо было радикально изменить диету. Монаху позволено было питаться орехами и семенами, которые он отыскивал в лесу, окружавшем храм. Пребывание на этой, первой стадии продолжалось тысячу дней, то есть около 3 лет. Помимо ограничений в пище монах должен был испытывать на себе всю тяжесть повседневного труда, длительных физических нагрузок, религиозных бдений. В результате жировая прослойка тела практически исчезала. Это избавляло тело от субстанции, наиболее быстро распадавшейся после смерти.

По истечении первой тысячи дней умерщвления плоти начиналась вторая стадия, связанная с дальнейшими ограничениями в еде. Теперь в пищу допустимо было употреблять лишь небольшое количество коры и корней сосновых деревьев. На этой диете монаху следовало протянуть еще тысячу дней, к концу которых его тело напоминало живой скелет. Одновременно приходилось снижать и количество потребляемой влаги.

По окончании второго тысячедневного периода голодания монах переходил к специальному чаю, настоянному на уруси — соке лакового дерева. Этим лаком японские и китайские умельцы покрывают посуду для придания ей лакового блеска. Сок уруси очень ядовит, поэтому поглощение чая, настоянного на нем, ведет к болезненной реакции организма, исторгающего из себя остатки влаги. Но главное — в другом: ядовитый сок, которым пропитывали себя решившиеся на этот процесс монахи, избавлял их высушенные тела после смерти от посягательств любых бактерий и личинок насекомых.

Прошедший и эту стадию страдалец переходил в каменную комнату, предназначенную стать его могилой. Она была настолько мала, что в ней можно было разместиться лишь сидя в позе лотоса. С миром его соединяла узкая щель в стене, через которую внутрь поступал воздух. В это время человек уже ничего не ел и не пил. Лишь редкие удары колокола, от которого веревка вела в каменный склеп, свидетельствовали, что аскет еще жив. Когда колокол замолкал навсегда, щель для воздуха замуровывали.

Спустя некоторое время тело умершего вынимали и тщательно осматривали. Если процесс самомумификации проходил успешно, останки выставляли в храме на обозрение и поклонение как божественное проявление самого Будды. Если опыт над собой кончался неудачно, а так чаще всего и бывало, тело навсегда замуровывали в каменной могиле.

Помирать — не лапти ковырять.