владимиру и всем-всем-всем

Человек есть луч, начало которого везде, а конец — нигде. Луч необыкновенный. Смотрите, как играют блики, когда мы преломляемся в тёмных стеклах наших жизней.

Жизнь человеческая есть день, утро которого всегда, а ночь — никогда.

Колебания необыкновенных лучей (т. е. электрического вектора) всегда лежат в одной с оптической осью плоскости.

Среды, в которых существует необыкновенный луч:
1) В кристаллах средних сингоний существует и луч необыкновенный, и луч обыкновенный. Волновая поверхность и поверхность показателей преломления для необыкновенных лучей имеют форму эллипсоида вращения.
2) В кристаллах низших сингоний все лучи необыкновенные. Поверхность показателей преломления сложной формы и называется поверхностью Френеля. Соответственно, волновая поверхность как бы вывернута наизнанку.

В изотропных средах (кубических и аморфных) необыкновенных лучей нет.

Не будем кубичны и аморфны, и всё у нас будет хорошо.

Пророче Илие, моли Бога о нас и спасибо за дождик.

олег, почему вы часто рисуете смерть?

что-то я завшивел
полная голова гнид

умыться ливнем! побриться молнией.

постфашизм и фармакоевгеника

Ему прописали пилюли.
Он выпил и вежливым стал.

via steba: «Такую удивительную песню — сладким мужским голосом — пели по радио в моем раннем детстве».



Исчезнут все невежи, навеки пропадут.

о смерть, ты — свет

пишет kruglov_s_g:

памяти всех святых

Мальчик гулял весь день, прибежал вечером домой, потный, исцарапанный, грязный, счастливый, переполненный летним бесконечным днем… На кого ты похож! — мама всплеснула руками, погнала в ванную. Вот оно, горе мальчика: сейчас станет запихивать одежду в стиральную машину, вывернет карманы шорт — а в них все его сокровища: камешек, гайка, ржавый ключ, осколок увеличительного стекла, солдатик без головы, монетка, воронье перо… всё, всё выбросит в мусоропровод! Чисто вымытый, в детской, полной сиреневых полутеней, свернувшись под крахмальным прохладным пододеяльником, он безутешно, безысходно, всем существом своим плачет над утраченными драгоценностями детства. С этим горем он и уснет, с ним и проснется. И что же? глядь — а вот же оно всё, ничего не пропало! все жизненно важные сердцу предметы, очищенные от грязи материнской рукой, аккуратно лежат в коробочке на тумбочке у кровати. И тогда, ранним прозрачным золотым и травянистым июльским утром, он плачет снова, уже другими, совсем другими слезами, — слезами, которые бывают в жизни всего три или четыре раза, слезами, от которых растут.

Так и ты, смерть. Мы боимся и ненавидим тебя, называя тьмой, в глубине-то души догадываясь, что на самом деле ты — свет. Бескомпромиссный, неумолимый, пылающий свет, высвечивающий главное, яростно сжигающий всю эту дребедень, все эти маленькие, драгоценные, усокровиществованные за годы земной жизни мелочи, хрупкие, нелепые, тленные.

И только тот, кто, отворив раскаленную дверцу и жмурясь от невыносимого трескучего жара, ступает на твой порог хотя бы с каплей благодарности и любви в сердце, пройдет тебя насквозь и там, на той стороне, обнаружит, что ничто, ничто, ничто не погибло.

http://kruglov-s-g.livejournal.com/463930.html