olegpaschenko | Jul. 29th, 2010

Jul. 29th, 2010

Дмитрий Панченко. Когда закончилось Новое время?

...Следует уточнить: основной проблематикой Нового времени было улучшение положения человечества. Первоначально надежды возлагались на технические усовершенствования, основанные на достижениях науки. И, хотя далеко не сразу, эти ожидания оправдались. Наука сделала возможным такое производство, которое накормило, одело и обуло всех. Она повсеместно заменила изнурительный ручной труд на неодушевленный. Она дала защиту от десятков болезней.

Со второй половины XVIII века к убеждению относительно ценности науки присоединяется вся более распространяющаяся убежденность в важности достижения такого общественного порядка, при котором блага стали бы достоянием всех слоев общества, да и всего рода человеческого в целом.

Примерно в то же время пускает корни еще одна фундаментальная установка: людьми овладевают помыслы об обретении счастья.

...В XIX веке мысли о благотворной роли науки, о распространении благ на все слои общества и на весь род человеческий соединились в рамках общего представления о прогрессе человечества, а служение этому прогрессу было объявлено высочайшей ценностью. Установка на достижение счастья отдельным индивидом не в полной мере стала интегральной частью этого комплекса, но все же тесно переплелась с ним. Сформировалось убеждение, согласно которому человечество неуклонно, пусть и с попятными движениями, продвигается к лучшей участи; настанет время, когда техника и общественное устройство обеспечат предпосылки для счастья каждого человека. К моменту написания Коммунистического манифеста, то есть к началу 1848 года, движение человечества к светлому будущему воспринимается как нечто очевидное. Остается спорить о выборе пути.

...И вот - Новое время закончилось. Занавес опустился под звуки триумфального марша, а не потому, что рухнули перекрытия.

...С изменением коллективного представления о коллективном будущем неизбежно меняются представления о перспективах того или иного вида деятельности, об осмысленности затраты усилий в том или ином направлении, а соответственно, и о ценности тех или иных шагов, поступков, достижений. Культурная эпоха как тип вступает в стадию существенной трансформации. И, если я вижу, что в конце 1960-х годов человеческую деятельность одушевляла вера в прогресс, тогда как в наши дни она перестала являться фактом коллективного сознания, я заключаю, что произошли принципиальные перемены. Таким образом, размывание и постепенное отречение от веры в прогресс выступает в моих глазах и важным симптомом, и фактором смены культурной эпохи.

...Я говорил о важнейшей роли в культуре коллективных представлений относительно сил, управляющих значимыми для данного сообщества явлениями и процессами, и относительно будущего. Как с этой точки зрения следует характеризовать Новейшее время? Наша эпоха - эпоха аномии и, соответственно, неясного будущего. Бога нет, а человечество потеряло уверенность в своей способности управлять ходом событий.

...Неопределенность будущего открывает путь анархии в сфере ценностей и вкусов. Пока была вера в прогресс, в светлое будущее человечества, особо ценилось то, что этому способствовало. Если нет общей цели - нет причин для иерархии ценностей. В отсутствие общей цели не ясно и то, какая из общественных групп всего более и каким именно образом способствует ее осуществлению. Там, где нет иерархии социальных ролей, не будет и устойчивой иерархии вкусов. Значительность произведений искусства будет оцениваться либо по коммерческому принципу, либо в силу сложившегося влияния определенных групп критиков и ценителей.

Там, где нет принципиальных задач, снижается роль интеллектуала - властителя дум; как что выгодней купить, мы и сами знаем (или не знаем). Опять же, если нет иерархии ценностей, то интеллектуал лишается почвы для просветительской или иной миссии. Он востребован лишь как специалист в определенной области знания. Отсутствие перед интеллектуалом, а равным образом перед политиком, увлекательных задач, которые бы воодушевляли и при этом были решаемы, ведет к снижению уровня мировоззренческих и политических дискуссий.

...Во имя прогресса и общей светлой жизни всемерно поощрялось знание. Теперь не очень понятно, зачем затрачивать огромные усилия на приобретение знаний.

Далее, эпоха без коллективных целей в сочетании с экономическим процветанием неизбежно оказывается эпохой гедонистической. Соответственно, труд снова оказывается скорее неизбежностью, нежели приложением вдохновения. Характерно, что новейшее мировоззрение подчеркивает спонтанность и естественность, иногда - упорство, связанное с одержимостью, но никогда - трудолюбие само по себе. Со временем это может способствовать возникновению экономических трудностей. По счастью, многие виды созидательной деятельности будут всегда увлекательными для тех, кто их выбрал.

Если нет общей цели - нет особой нужды и в общественном мнении. Соответственно, постепенно деградируют призванные его выражать механизмы. Думаю, что это можно было бы убедительно показать на судьбе общественно-литературных журналов. Плохо устроенные общества при отсутствии представления об общем будущем тяготеют к атомизации общественной жизни. Ситуацию в более ладно скроенных обществах можно описать как компартментализацию: люди начинают жить в рамках своих профессиональных корпораций, фирм, групп по интересам.

В новых обстоятельствах и демократические институты обречены на большую или меньшую деградацию. Наличие всеобщего избирательного права и политической конкуренции еще не означает народного самоуправления. Достоинство современного западного государства не в том, что оно является демократией (ибо, на мой взгляд, эта констатация носит проблематичный характер), а в том, что оно повернуто лицом к человеку. Долго ли оно таким останется?

Отсутствие общих целей для всего рода человеческого осложняет межрасовые, межконфессиональные и международные отношения. На чьей стороне правота, коль скоро она более не измеряется продвижением к общему благу?

Ослабление общественных связей на различных макроуровнях в обозримом будущем, я думаю, продолжится.

и т. д.

via http://ivanov-petrov.livejournal.com/1475945.html
там же и обсуждение

к предыдущему

Протоиерей Иоанн Мейендорф. Церковь, общество, культура в православном церковном Предании

I. Три эсхатологии

...Христиане чают "грядущего града" и считают себя лишь "странниками" (1Пет.2:11) и не в полном смысле гражданами в настоящем мире. Тем не менее эта новозаветная эсхатология и практические выводы из нее понимались христианами и прилагались ими к жизни по-разному в разные периоды истории. Вот три примера:

1) Идея, что Царство Божие, в силу Божественного всемогущества, будет явлено внезапно и в не столь отдаленном будущем, господствовала в ранних христианских общинах. Эта эсхатологическая концепция выражалась в ежедневной и постоянной молитве: "Да прейдет образ века сего". В свете такой эсхатологии христиане вовсе не должны заботиться о том, чтобы усовершенствовать существующее, видимое, человеческое общество, потому что все равно земной мир предназначен к близкому и катастрофическому исчезновению. Многие считали неизбежным конечное осуждение огромного большинства человечества и спасение лишь "остатка". В этой перспективе даже и самая ячейка земного общества, семья, становилась бременем, и брак (хотя и позволенный) не считался желательным. Эсхатологическая молитва "Гряди, Господи Иисусе!" (Откр.22:20) понималась прежде всего как вопль "остатка", беспомощного во враждебном мире и ищущего спасения от мира, а не ответственности за мир.

Такая эсхатология не дает основания ни для какой христианской миссии по отношению к обществу или культуре. Она приписывает одному лишь Богу, действующему без всякого человеческого "соработничества" (см. 1Кор.3:9), задачи водворения Нового Иерусалима, сходящего "приготовленным" (Откр.21:3) с небес. Она также пренебрегает теми новозаветными образами Царства, которые прямо предполагают такое "соработничество", или "синергию": горчичного зерна, вырастающего в большое дерево, закваски, благодаря которой вскисает все тесто, полей, готовых для жатвы. Эсхатология ухода от мира, конечно, психологически понятна и даже духовно оправданна в те времена, когда христианская община, из-за внешнего давления и преследования, принуждена войти в себя и изолироваться от мира, как это случалось в первые века и случается в наше время, но, превращенная в систему, она явно не согласна с новозаветным представлением о мире как целом: "Новый Иерусалим" - не только свободный дар Божий, сходящий с небес, но и запечатление и исполнение всех разумных усилий и добрых стремлений человечества, преображенных Богом в новое творение.

2) Но если настаивать на достоинстве человеческих достижений в истории, можно прийти к другой и противоположной крайности пелагианизированной [1] и оптимистической идеологии, основанной на вере в нескончаемый прогресс. Поскольку такая вера в прогресс решительно утверждает, что история имеет смысл и цель, она также может почитаться "эсхатологичной". По существу, она - явление послехристианское, немыслимое вне христианских категорий (например, в буддизме). В течение трех последних веков ею вдохновляется европейская и американская культура. За прошедшие десятилетия многие - особенно западные - христиане в той или иной степени приняли этот оптимистический тип эсхатологии, отождествив социальный прогресс с "новым творением", приняв историю за проводника к "новому Иерусалиму" и определяя основную задачу христиан в мирских категориях<...>

Трагедия этой второй эсхатологии <...> в том, что она не принимает во внимание греха и смерти, от которых человечество не может быть избавлено своими собственными усилиями, и, таким образом, игнорирует самый реальный и самый трагический аспект человеческого существования. Она, по-видимому, стремится к бесконечной цивилизации, навсегда плененной смертью, которая была бы "так же ужасна, как бессмертие человека, пленника болезни и старости" [2]. Принимая своего рода исторический детерминизм, она отвергает самую суть христианской веры: освобождение от "начал и властей" истории через Христово Воскресение и через пророческое обетование космического преображения, которое будет осуществлено Богом, а не человеком.

3) Библейское понятие "пророчества" ведет нас к третьей форме эсхатологии, воздающей должное и всемогуществу Божию, и человеческой свободе в созидании исторического бытия. Пророчество - и в Ветхом, и в Новом Завете - это не просто предсказание будущего и возвещение о неминуемом: это "или обетование, или угроза" [3]. Иначе говоря, как правильно указывает русский религиозный философ Федоров, оно всегда условно. Будущие блага - обетование верующим, тогда как конечная катастрофа - угроза грешникам. И то, и другое в конечном счете обусловлено человеческой свободой. Бог не разрушил бы Содома ради десяти праведников (Быт.18:32) и пощадил ниневитян от гибели, провозвещенной Ионой, потому что ниневитяне покаялись (Ион.3:10)...

Бог не связан никакой естественной или исторической необходимостью: человек сам, в своей свободе, должен решить, будет ли для него и для его общества грядущее Царство Божие страшным судом или брачным пиром. Никакая эсхатология не верна христианскому благовестию, если она не условна, то есть если она не утверждает одновременно власти Бога над историей и задачи человека, вырастающей из подлинно реальной свободы, восстановленной во Христе для созидания Царства Божия.