Хуго Ранер. Играющий человек…Сведения относительно этого пасхального обычая дошли до нас из собора в Оксере (Auxerre). Там на хорах епископской церкви, а именно, как особо подчеркивается, на мозаичном «лабиринте» (choream circa daedalum ducentibus), украшавшем пол, проводились танцы, связанные с сакральной игрой в мяч. В такт пасхальной секвенции Victimae paschali епископ и клирики в изящных танцевальных движениях ступали на фигуры лабиринта и бросали друг другу мяч: этот исполненный глубокого смысла обычай получил название pilota — от латинского эквивалента пасхальной «сферы» (σφαίρα). Обычай украшать пол храма лабиринтом существовал уже в древней церкви, а сам лабиринт стал называться — по критскому мифу о Дедале — daedalum на латинский манер, или dédale — на французский. В христианском смысле он символизировал либо «святую Церковь» (sancta Ecclesia), как свидетельствует надпись на лабиринте африканского Castellum Tingitii, либо заблудший мир, спастись из которого можно, лишь пройдя сквозь этот лабиринт, выложенный на полу храма. Надпись на лабиринте в базилике Св. Савина в Пьяченце гласит:
Hunc mundum typice Laberinthus denotat iste intranti largus recedenti sed nimis arctus. (Этот лабиринт есть точный образ земной жизни, широкий для вступающего в него и совсем узкий для того, кто хочет из него выйти.)
На узорах подобного лабиринта оксерский епископ и его клир в священном танце бросают друг другу пасхальный мяч, по-детски радуясь избавлению, вечером того дня, в который праздновалось победоносное солнце Пасхи. И было бы справедливо видеть в этом обычае пасхальной игры в мяч христианизированную культовую форму: мяч — это победное солнце, а христианская Пасха — это зенит Солнца-Христа, свершающего свой триумфальный путь по нашему земному лабиринту.
То, что в своей глубине подразумевал танец духовенства в Оксере, есть то же самое, что еще за тысячу лет до этого высказал Ипполит в своем гимне на Пасху: «О Предводитель танца в мистическом хороводе! О праздник духовной свадьбы! О божественная Пасха, новое торжество всех вещей! О мировое праздничное собрание, о радость вселенной, о желанье и восторг, которыми уничтожается мрачная смерть! И народ, который был внизу, возрождается из мертвых и возвещает той полноте, что вверху: хор земли возвращается!»
...Это ведет нас к попытке древних христиан сообщить танцу сакральное положение и обоснование в рамках христианской мистерии… ведь оставались библейские примеры сакрального танца... оставался все еще некий иной танцевальный ритм, точно так же как для него это было не только игрой творения, но и, в более глубоком смысле, игрой благодати, в которой стоило принимать участие: оставался еще божественно-священный танец вочеловечившегося Логоса, которого Ипполит назвал «предводителем в мистическом хороводе», те чудесные «прыжки» Жениха, спешащего навстречу своей Невесте — человечеству. В Песни песней христианин мог прочесть: «Голос возлюбленного моего! вот, он идет, скачет по горам, прыгает по холмам. Друг мой похож на серну или на молодого оленя» (2:8). И опять же именно Ипполит указал на это в мистерии спасения в одном своем слове, которого мистическое богословие вплоть до Средневековья не могло уже забыть: «О великие тайны! Что означают эти «прыжки» возлюбленного? Логос прыгнул с небес в лоно Девы, Он прыгнул из материнского лона на крестное древо, с древа — в ад, Он прыгнул из ада вновь в человеческую плоть, на землю — о новое Воскресение! И Он прыгнул с земли в небо, где сидит одесную Отца. И вновь прыгнет на землю во славе, чтобы свершить возмездие». Так сливаются воедино образы из воспоминаний о танцах древних мистерий, из персонажей Библии и из мистической аллегории — и во всем этом ощущается религиозная тайна хоровода-игры, танца, исполняемого перед Богом.
...Царственный танцор должен быть истинным христианином, подобно Давиду, пляшущему перед ковчегом Завета, и никто не должен его презирать, как некогда презрела пляшущего царя жена его Мелхола. Амвросий так истолковывает этот библейский пример: «Ведь он, этот слуга, играл пред ликом своего Господина! А та жена, осудившая этот танец, была наказана бесплодием и больше не рожала царю детей. А если ты все еще сомневаешься, то послушай слово Евангелия. Сын Божий говорит: „Мы играли вам на свирели, и вы не плясали» (Мф 11:17)».
Августин… продолжает: «Поет Тот, Который повелевает, а танцует тот, кто слушает Его. Что же такое танец, если не следование музыке движениями тела? Наш танец — это изменение жизни. Мученик Киприан — наш предводитель в этом танце: он услышал то, что пел ему Бог, и принялся плясать — движениями не тела, а духа. Он приник к этому благому пению, новому пению, он прильнул к нему, полюбил его, он терпел, он боролся — и он победил!»
Вот иногда произносится что-то вроде «клуб любителей византийского театра», «хороводы вокруг солеи» и проч. — как будто это что-то плохое.
«Кто-то, в принципе, до конца жизни бегает по лесам в плаще из занавески. В какой-то момент снимать её уже страшно — из открытой могилы веет пустотой и холодом, а надежды нет», пишет о христианах с большим пренебрежением тот, о ком известно, что он сам
в юности был ролевиком, бегал по лесам в занавеске и фехтовал арматурой. Теперь он не бегает по лесам, нет.
Чей чистый интерес к игре вытеснен мыслями о возможном выигрыше (или неизбежном проигрыше), тот чересчур серьёзен и потому скорее всего находится в большой опасности.
Ибо его проклял Йохан Хейзинга.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
