А с другой стороны

русская поэзия СТРАДАЕТ ПОРОКАМИ: 1.рабское подражание Западу; 2. имперская спесь и придворное раболепство, несмотря на отдельные порывы к свободе; 3. куртуазный разврат и распутство — в настоящее время это стало необратимой болезнью, поразившей весь российский социум. Нам нужно не катиться вместе с больным обществом вниз, а двигатья в абсолютно проивоположную сторону — вверх: к свободе, духовности, к Аллаху, сотворившему нас. То есть МЫ ДОЛЖНЫ ДЕЛАТЬ ЕЖЕМИНУТНО ДЖИХАД — мощное волевое усилие, чтобы Дух в нас победил глину — плотское начало [...] МЫ ДОЛЖНЫ ДАТЬ БОЛЬНОЙ РУССКОЙ ПОЭЗИИ ДУХОВНУЮ ПРИВИВКУ.

Заплутав в лабиринте рефлексий, который за три часа успели выстроить Мой-друг-с-японским-никнеймом-Кавабата и Мой-друг-с-санскритским-никнеймом-Раджака вокруг исламской импансии в русскую лит-ру, я почувствовал себя полным Идиотом-убейте-меня-кто-нибудь. Ребята вы чего.

Яна! Мне понятно, что территория, на которой мы до сегодняшнего дня чувствовали себя хозяевами, оказывается, столь же уязвима террором, как наши дома, метрополитен и категорический императив, и это тревожит. Но ты не бойся.

Неприятно, когда о тебе говорят плохо за глаза, я знаю, — но ты не обращай внимания. Мне кажется, что, например, возьмем хотя бы яроврата и широпаева в тени Крокодила — это вполне симметричный феномен: та же риторика, та же выморочная воспламененность неохота-говорить-чем, — только генерируемые ими языковые явления (при всей их дикости) гораздо здоровее, и уж конечно намного богаче структурной информацией, нежели переписка тех двух ассассинов пера. Лирический универсум Радио-шансон — и тот кажется более убедительным.

Другое дело понимаю страшновато оттого, что эта риторика вообще вдруг повисла в том самом воздухе, которым мы много лет как ни в чем ни бывало дышали, —— но тут я ничего нового не скажу. Ты знаешь, что меггидскую кампанию мы не сольём.