epistula ex Sinae

Йа — рлычог от штанов.

«бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?» — Рим 7, 24

lichinych! Этот пост посвящается Вам.

Повторюсь, чисто для наглядности.



Я тут с месяц тому нарисовал иллюстрацию к, лол, одной строчке к римлянам, а вчера милейший kapanaga даёт ссылку на пост поразительного микрофотографа shilovpope:

«Это кладка-кокон полихеты Cirratulus cirratus, которая большой оригинал. Суть в том, что когда эта полихета откладывает яйца, она строит вокруг них небольшой комок из грязи и собственной слизи и нашпиговывает его собственными щупальцами! Я так обалдел, честно говоря, что сразу подумал, что ей это нужно, чтобы отпугивать всех вокруг от вкусной кладки, но мне потом разъяснили, что щупальца обеспечивают аэрацию и питание будущим личинкам. Самый писк — это то, что щупальца вполне автономны и существуют отдельно от взрослого червяка, то есть этот шар вовсю шевелит щупальцами и вытягивает их в разные стороны. Выглядит это просто нереально».

«Кладка очень хорошо отражает свет, поэтому слегка светится изнутри... В итоге личинки разрывают этот кокон и начинают рубиться снаружи».

Каррент мьюзик по ссылке: Faithless → God Is A DJ. Воистину.

один как ноль

Иерей и поэт kruglov_s_g недавно, ссылаясь на поэта Александра a_barash Бараша, утверждал, что невозможно найти нормальную рифму к слову «портвейн». Это утверждение не является истинным.


Янина yanah Вишневская

Одышлив, шорох и портвеен,
как порох, по ветру развеян,
зерцальцем в небесех удвоен,
вдвоём по улицам один,

кристальцем в голове умножен,
бегу по глазовидным лужам,
мерзавец, как никто ничтожен,
один как ноль. Мой псевдоним

переводим как «я не дома».
Где ж я? На дне кармана-ямы
звенят мои контрольны суммы,
они малы. Я равен им.

апофатика

Существует мир смутных устремлений души, её желаний, её разочарований — от опасности бесследно растаять его охраняет необоримая темнота. Ни слова, ни видимые образы не способны уловить точные контуры этих внутренних реалий — бесформенных, непостоянных, ускользающих от описания или изображения. — Роже Кайуа. В глубь фантастического. Ч. V. Продуктивная неопределённость

Во время одной из первых медитаций о камнях, стремясь определить свои особые состояния, вызванные длительным всматриванием, я дерзнул ввести термин «мистика», но употребил это слово не в религиозном смысле, а положил в его основание саму материю. Сознаю, что это парадокс. Мне известно, что мистики проходят через внутреннюю борьбу, пытаясь освободиться от материи, хотя, пережив очередной экстаз, тут же вновь впадают в зависимость от неё... Однако, побуждаемый опытом, я упорно отстаиваю возможность мистики без теологии, без церкви и без божества — чистого деяния, более самозабвенного, чем философия... Душа, чувствуя, что она принадлежит целому и принята им, испытывает мимолётное, но глубокое блаженство, своего рода духовное опьянение. — Роже Кайуа. Отражённые камни

Если бы я думал, что озарение — нечто иное, чем ослепление, я назвал бы экстатическими эти противоположные состояния: они схожи либо с гипнозом, либо с игрой воображения, когда точные или дикие догадки чередуются, теснясь. — Там же

Всякий, читавший про то же самое у Псевдо-Дионисия (т. е. у Лосского), надо полагать, переживёт пару минут приятного узнавания. Даже риторика и метафорический ряд схожи! Вообще, Кайуа очень хороший (правда, если судить по второй цитате, он с настоящей мистикой-то не знаком, аминь-плюс).

Бог, Cый Свет, в котором нет ни единой тьмы, всегда является во свете и как свет. Но при совершении художественной умной молитвы душа подвижника встречает некоторый совершенно особого порядка мрак, слово о котором внешне будет так же противоречиво и парадоксально, как и о большинстве других предметов христианского духовного опыта. Противоречивость сия вызывается, с одной стороны, природою этого опыта, с другой — тем местом или точкою зрения, с которой рассматривается и определяется духовное событие.

В тот мрак, о котором идет речь, погружается внутренне душа подвижника, когда он волевым актом, посредством специальных аскетических методов, совлекается всякого представления и воображения видимых вещей и рассудочных размышлений и понятий; когда он «останавливает» ум и воображение, и потому его можно назвать «мраком совлечения»; молитву же эту принято именовать «художественною» в силу того, что совершается она по специальному, существующему на сей предмет методу.

Если искать определения духовного «места» этого мрака, то возможно сказать, что он стоит на грани явления несозданного света; но когда делание умной молитвы совершается без должного покаяния и молитвенного к Богу устремления, то обнаженная от всех представлений душа может пребыть некоторые моменты времени в этом мраке совлечения, не узрев Бога, ибо в нем, т. е. мраке этом, самом по себе — Бога еще нет.

Пребывая во мраке совлечения, ум испытывает своеобразное наслаждение и покой, и если при этом он как-то обратится на самого себя, то может ощутить некое подобие света, который, однако, не есть еще несозданный свет Божества, а естественное свойство ума, созданного по образу Божию. Как исход за грани временного, это созерцание приближает ум к познанию непреходящего, и тем делает человека обладателем нового познания, однако, еще отвлеченного познания, и горе тому, кто мудрость сию принимает, как познание истинного Бога, и созерцание сие, как приобщение Божественному бытию. Горе потому, что в таком случае мрак совлечения, стоящий на грани истинного боговидения, становится непроницаемым покровом Божества и крепкою стеною, отделяющею от Бога более, чем мрак восстания грубых страстей, мрак явных демонических наваждений или мрак потери благодати и богооставленности. Горе потому, что это было бы заблуждением, «прелестью», ибо Бога во мраке совлечения еще нет. Бог является во свете и как свет.

Когда мы наше рациональное познание и рефлективное сознание именуем светом, то с этой точки зрения, в каком-то смысле, возможно говорить о «мраке боговидения», потому что оно неизъяснимо в рациональных понятиях, потому что для нашего ума Бог пребывает непостижимым, недосягаемым. Но этот образ выражения, т. е. «мрак боговидения», совсем условен, ибо Бог есть Свет, в котором нет ни единой тьмы, и является всегда, как свет, и Своим явлением вводит человека во свет вечного Божественного бытия. — Архимандрит Софроний (Сахаров). Старец Силуан