зга

Лев Лосев:

И жизнь положивши за други своя,
наш князь воротился на круги своя,
и се продолжает, как бе и досель,
крутиться его карусель.

Он мученическу кончину приях.
Дружинники скачут на синих конях.
И красные жены хохочут в санях.
И дети на жёлтых слонах.

Стреляют стрельцы. Их пищали пищат.
И скрипки скрипят. И трещотки трещат.
Князь длинные крылья скрещает оплечь.
Внемлите же княжеску речь.

Аз бех на земли и на небе я бе,
где ангел трубу прижимает к губе,
и всё о твоей там известно судьбе,
что неинтересно тебе.

И понял аз грешный, что право живёт
лишь тот, кто за другы положит живот,
живот же глаголемый брюхо сиречь,
чего же нам брюхо стеречь.

А жизнь это, братие, узкая зга,
и се ты глядишь на улыбку врага,
меж тем как уж кровью червонишь снега,
в снега оседая, в снега.

Внимайте же князю, сый рекл: это — зга.
И кто-то трубит. И визжит мелюзга.
Алеет морозными розами шаль.
И-эх, ничего-то не жаль.

травматический, реактивный

атеизм, как ядовитый газ, уничтожает всех идолов — синтетических богов — но вместе с ними, к сожалению, умирает и Отец. Далее Он либо воскресает в Сыне ( * )

— либо нет, и тогда всё напрасно (1 Кор. 15, 17). Ответом управляет триггер, установленный там же, где человек-безотцовщина атеистовствует свой атеизм — внутри человека-безотцовщины.

lschwab:

Человек приходит со службы домой, никого нет. Солнце в это время года садится как раз напротив главного окна. Человек разогревает суп, готовит закуски, поглядывая на закат, садится за стол, наливает рюмку и выпивает в тот самый момент, когда солнце покидает землю. Занавес.

снеговик

spring is colder than winter

легкомысленных расцветок

Честно, не понимаю, как одежда может быть немонохромной, неахроматической, нечёрной и небелой — это же всё равно, что цветная рамка для ч/б фотографии. Так нельзя, людие.

В крайнем случае хаки.