summa contra magnitudinem

под атональный звон приотпущенных суперструн чёрные космокораблики взбороздят просторы Необитаемой; вычислительная мощность персонального коммуникатора превысит 10¹⁰¹²³ флопс, что сделает повседневностью трансфер личности с одного персонального коммуникатора на другой персональный коммуникатор; в 2054 году человечество почти схлопнется в технологическую сингулярность, но, как обычно, дизайн спасёт мир™; таким образом, нас ждёт великое будущее (впрочем, строго говоря, увы, не всех «нас», а только тех из «нас», у кого будет техническая возможность им воспользоваться — т. е. только тех, кто доживёт, и у кого будут деньги на такой персональный коммуникатор или на билет до омеги козерога)

зато, например, уже сейчас все люди бессмертны — особенно уроды, бездарности, неудачники, сущеглупые и те, у кого на счету минус один рубль пятнадцать копеек

«наш брат, покрытый ранами — наш Бог»

Перефразируя известный вопрос Теодора Адорно (можно ли писать стихи после Освенцима), спросим: можно ли верить в Бога после Освенцима? Ответим так: в Бога как некую высшую философскую категорию, устанавливающую порядок в мире, после Освенцима верить нельзя. Это либо злой бог, либо бог, которому неинтересны наши земные дела <...> Можно верить лишь в Бога, Который умер в Освенциме, как Он же за две тысячи лет до того умер на кресте. (Владимир Френкель. Бог и зло в современном мире. «Христианос-XVIII». Рига, 2009 г. С. 58)

апдейт: понятно, что адорно с освенцимом в наши иллюзорные дни никого не трогают; тогда вот такая формулировка того же самого:

...все народы мира соберутся, чтобы совершить суд над Богом за все зло мира — и тут, поражённые, увидят, что приговор над Богом уже был приведён в исполнение. (Николас Томас Райт, цитирующий некий трактат; via steba)

премию дарвина

неловким движением закрыл Sticky, на котором были все пароли от всего — макъюзеры меня поймут