христианство и смех

У steba разговоры о юморе в Писании вообще, и в частности — об апостоле Павле (здесь поставлен вопрос и идет обсуждение в комментариях; здесь — продолжение).

Павел скоморошствует, играет тут шута... Человек, над которым смеются и которого несколько презирают сами коринфяне. Битый апостол, который работает руками и денег не берет, да и говорить не умеет. Это именно про то — «позор» креста.

Прочтите удивительную «апологию Павла» во 2 Кор 11 и 12. Лучший комментарий к тому, что значит нести крест. Коринфяне посмеиваются над ним и говорят: а хорошо бы взглянуть на его «резюме», что это за апостол. Где учился, какие мистические откровения имел, какие у него знаки отличия и т. д. Он дает резюме. Это удивительнейший текст. Он перечисляет свои «позоры» — с точки зрения нормального человека... Это не хвастовство, а глумление над хвастовством. Как на интервью при приеме на работу говорить: «Последний раз меня уволили за пьянство на рабочем месте. Впрочем, я там ничего и не делал...» и т. д.

Типа: В Дамаске правитель царя Ареты охранял город Дамаскийцев, чтобы схватить меня, и я в корзине был спущен из окна по стене и бежал из его рук.

Это пародия на героизм. У римлян была почетнейшая воинская награда — corona muralis — для воина, который первым смог взобраться на стену осажденного города. Когда же Павел оказался в Дамаске под угрозой, он первый оказался вне стен — да еще с помощью корзины — и убежал. Это он включает в перечень своих достижений, заслуг и регалий.

Павел верит, что именно поэтому он участвует и в воскресении.

***
2 Коринфянам 11 и 12 — это совершенно чумовой текст. (Вообще, интересно было бы писать рецензии на священные книги, временно забыв, что они священные. Это всерьез было бы небесполезным. Использую-ка я тут более идущий к случаю перевод Кузнецовой.)

Ах, вам бы потерпеть меня, даже если я немного глуповат! Ну уж потерпите, пожалуйста!

Если бы это не было Священным Писанием, это один из самых страстных, откровенных, эмоциональных до безумия текстов античности или вообще. Упреки, ревность, сарказм, слезы, любовь, неразумие… И все это — ради Христа в самом честном смысле слова и в следовании за Христом. Ибо думаю, что я ни в чём не уступаю тем «сверхапостолам».

Павел, над которым смеётся созданная им же церковь.

Повторяю еще раз: не принимайте меня за дурака! А если принимаете, то дайте мне еще немножко побыть дураком и чуть-чуть побахвалиться! То, что я сейчас скажу, конечно, не от Господа. В этой затее с хвастовством я буду говорить как дурак.
Вы же такие мудрые и с удовольствием терпите дураков! Терпите, когда вас закабаляют, когда обирают, когда вами помыкают, когда чванятся, когда угощают пощечинами...

И далее потрясающая юродивая «апология»: похвальба унижением и немощью, похвальба постыдными вещами, из-за которых его стыдятся коринфяне. От него требуют резюме и рекомендаций — представить, что он заслуженный апостол. «Вы этого хотите? Ладно», отвечает он. И гениально валяет дурака… Мог бы цитировать дальше, но не буду.

Опять, конечно, вопрос: «смеялся ли Иисус?» Тут надо решить, что мы понимаем под словами «юмор» и «смеялся». Есть смех пустой; а есть смех, ниспровергающий заслоняющих Небо идолов, — чтобы воссияло Солнце Правды. Была ли Христу свойственна прямая самоирония как у Павла — едва ли, т. к. что в себе может высмеять Безгрешный? Но вот Фёдор писал, что эпизод с исцелением слепого — настоящее юродство: «Околдованные красотой древних пылей, зыбящихся в солнечном, витражно просеянном луче, мы не видим юродства Христа. Плюнул, палочкой помешал плевок на песке и глаза слепому этим брением помазал. И так: на каждом шагу, вплоть до каннибалистической заповеди о причастии — это уж вообще ни в какие ворота. Кто может слышать таковое?!..» А притчи Иисусовы — это юмор или нет? Ведь они очень похожи на современные русские анекдоты: это нарратив; это вымышленное; нарочитая многозначность; зачастую некий абсурдизм; не до всех доходит, а до кого доходит, у того щёлкает что-то в уме и в сердце, и страшное и важное (например, смерть) становится нестрашным и незначительным, и звучит катарсический смех. А чудесные насыщения и хождение по водам? А эпизод на пути в Эммаус? А Преображение? А Воскресение? В определенном смысле это всё остроумнейшие, смешнейшие выходки. Огрешин писал о том, что Иисус — своего рода «добрый трикстер», и это словосочетание — такой же оксюморон, как «вочеловечившийся Творец», «распятый Мессия» или «сила, которая совершается в немощи». Христианство всё построено на оксюморонах и парадоксах.