(олег пащенко)

А) Отрицательное определение объекта

Например: «Эстетически некорректно», «Это не искусство», «Мейл-арт не имеет правил — даже этого», «Непригодно для обрамления», «Это мейл-арт. Играй по своим собственным правилам», «Художественное произведение = Нет ценности», «Мейл-арт использует институции на площадках институций против институций»...

Целью подобных текстов является своеобразная расчистка пространства - обычный прием из арсенала футуристов (можно сравнить с выкидыванием старого искусства с парохода современности у русских футуристов). Т. е. объявляется, что мы другие, у нас не искусство, а что-то другое и т. п. ( <...> Важно, что эти лозунги (как и приводимые ниже) принадлежат разным художникам, живущим в разных странах, что говорит как об идейной общности авторов, так и о коллективном определении тела мейл-арта <...> Сам прием отрицательного определения, разрушения, вплоть до саморазрушения, говорит о близости авторов к идеям анархистов. Такая первоначальная негативная энергия была особенно полезна на первом этапе становления сети. Продолжающееся же использование этих лозунгов в настоящее время говорит о неприятии художниками современного институционально закрепленного искусства...

Б) Культурный объект находится в идеальном, а не реальном пространстве.

Например: «Другой мир возможен», «Я метасетевик в духовном пространстве», «Сеть эфирная (реальная) и открытая», «Мейл-арт — это страсть строить мечты», «Эфирная открытая сеть».

Концепт открытой эфирной сети, цитируемой в штампах этой рубрики, придумал французский художник Робер Филлоу, член группы «Флаксус» в конце 1960-х. Его умозрительную конструкцию воплотили в жизнь мейл-артисты. В этом другом мире нет конкуренции и денег, но есть демократия и позитивное отношение друг к другу, процветает обмен работами и идеями, коллективные проекты. В каком-то смысле здесь реализована мечта Хлебникова о республике художников и поэтов. (Гик. Идеология и тематика мейл-арта)

Вопрос сейчас к дизайнерам и иллюстраторам, действительным, будущим и сочувствующим, по делу.

Представим, что вы ходите на проводимые О. Пащенко семинары/мастерклассы по нашей с вами, гм, профессии. Что вы тогда надеетесь узнать в первую очередь? Учитывая, допустим, что ваша цель в том, чтобы именно получить пользу, и только во вторую очередь — развеяться.

Чисто технические иллюстраторские приёмы? Некий обезвоженный и в популярной форме пересказанный опыт одиннадцатилетнего артдиректорства в Студии Лебедева? Принципы банковского сайтостроения? Общие гуманитарные соображения, касающиеся «психологии творчества», «культурологии» и проч.? Или что. Какая-то экспертная оценка или помощь по конкретным текущим проектам?

Или в каменты (капча отключена), или в in@holesk.in.

Если кто будет отвечать, было бы здорово, кабы он как-то обозначил себя, например, показал бы какие-то свои работы, любые (любимые).

Хочу кое-что понять о вселенной. Спасибо.

Лекция в Британской Высшей Школе Дизайна 22 июля 2010 года в рамках летнего интенсива. Снимал и монтировал Дима Карпов (desmonych). Говорил я. Тихо, сбивчиво и многословно о дезактуализации архетипа одинокого мага-художника, о силах бесплотных, о литургии и синхронистичности, о рабочем цикле большого веб-проекта в Студии Лебедева и о прочей рутине.

Скачать можно тут: cmart_intensive.mp4

...Следует уточнить: основной проблематикой Нового времени было улучшение положения человечества. Первоначально надежды возлагались на технические усовершенствования, основанные на достижениях науки. И, хотя далеко не сразу, эти ожидания оправдались. Наука сделала возможным такое производство, которое накормило, одело и обуло всех. Она повсеместно заменила изнурительный ручной труд на неодушевленный. Она дала защиту от десятков болезней.

Со второй половины XVIII века к убеждению относительно ценности науки присоединяется вся более распространяющаяся убежденность в важности достижения такого общественного порядка, при котором блага стали бы достоянием всех слоев общества, да и всего рода человеческого в целом.

Примерно в то же время пускает корни еще одна фундаментальная установка: людьми овладевают помыслы об обретении счастья.

...В XIX веке мысли о благотворной роли науки, о распространении благ на все слои общества и на весь род человеческий соединились в рамках общего представления о прогрессе человечества, а служение этому прогрессу было объявлено высочайшей ценностью. Установка на достижение счастья отдельным индивидом не в полной мере стала интегральной частью этого комплекса, но все же тесно переплелась с ним. Сформировалось убеждение, согласно которому человечество неуклонно, пусть и с попятными движениями, продвигается к лучшей участи; настанет время, когда техника и общественное устройство обеспечат предпосылки для счастья каждого человека. К моменту написания Коммунистического манифеста, то есть к началу 1848 года, движение человечества к светлому будущему воспринимается как нечто очевидное. Остается спорить о выборе пути.

...И вот - Новое время закончилось. Занавес опустился под звуки триумфального марша, а не потому, что рухнули перекрытия.

...С изменением коллективного представления о коллективном будущем неизбежно меняются представления о перспективах того или иного вида деятельности, об осмысленности затраты усилий в том или ином направлении, а соответственно, и о ценности тех или иных шагов, поступков, достижений. Культурная эпоха как тип вступает в стадию существенной трансформации. И, если я вижу, что в конце 1960-х годов человеческую деятельность одушевляла вера в прогресс, тогда как в наши дни она перестала являться фактом коллективного сознания, я заключаю, что произошли принципиальные перемены. Таким образом, размывание и постепенное отречение от веры в прогресс выступает в моих глазах и важным симптомом, и фактором смены культурной эпохи.

...Я говорил о важнейшей роли в культуре коллективных представлений относительно сил, управляющих значимыми для данного сообщества явлениями и процессами, и относительно будущего. Как с этой точки зрения следует характеризовать Новейшее время? Наша эпоха - эпоха аномии и, соответственно, неясного будущего. Бога нет, а человечество потеряло уверенность в своей способности управлять ходом событий.

...Неопределенность будущего открывает путь анархии в сфере ценностей и вкусов. Пока была вера в прогресс, в светлое будущее человечества, особо ценилось то, что этому способствовало. Если нет общей цели - нет причин для иерархии ценностей. В отсутствие общей цели не ясно и то, какая из общественных групп всего более и каким именно образом способствует ее осуществлению. Там, где нет иерархии социальных ролей, не будет и устойчивой иерархии вкусов. Значительность произведений искусства будет оцениваться либо по коммерческому принципу, либо в силу сложившегося влияния определенных групп критиков и ценителей.

Там, где нет принципиальных задач, снижается роль интеллектуала - властителя дум; как что выгодней купить, мы и сами знаем (или не знаем). Опять же, если нет иерархии ценностей, то интеллектуал лишается почвы для просветительской или иной миссии. Он востребован лишь как специалист в определенной области знания. Отсутствие перед интеллектуалом, а равным образом перед политиком, увлекательных задач, которые бы воодушевляли и при этом были решаемы, ведет к снижению уровня мировоззренческих и политических дискуссий.

...Во имя прогресса и общей светлой жизни всемерно поощрялось знание. Теперь не очень понятно, зачем затрачивать огромные усилия на приобретение знаний.

Далее, эпоха без коллективных целей в сочетании с экономическим процветанием неизбежно оказывается эпохой гедонистической. Соответственно, труд снова оказывается скорее неизбежностью, нежели приложением вдохновения. Характерно, что новейшее мировоззрение подчеркивает спонтанность и естественность, иногда - упорство, связанное с одержимостью, но никогда - трудолюбие само по себе. Со временем это может способствовать возникновению экономических трудностей. По счастью, многие виды созидательной деятельности будут всегда увлекательными для тех, кто их выбрал.

Если нет общей цели - нет особой нужды и в общественном мнении. Соответственно, постепенно деградируют призванные его выражать механизмы. Думаю, что это можно было бы убедительно показать на судьбе общественно-литературных журналов. Плохо устроенные общества при отсутствии представления об общем будущем тяготеют к атомизации общественной жизни. Ситуацию в более ладно скроенных обществах можно описать как компартментализацию: люди начинают жить в рамках своих профессиональных корпораций, фирм, групп по интересам.

В новых обстоятельствах и демократические институты обречены на большую или меньшую деградацию. Наличие всеобщего избирательного права и политической конкуренции еще не означает народного самоуправления. Достоинство современного западного государства не в том, что оно является демократией (ибо, на мой взгляд, эта констатация носит проблематичный характер), а в том, что оно повернуто лицом к человеку. Долго ли оно таким останется?

Отсутствие общих целей для всего рода человеческого осложняет межрасовые, межконфессиональные и международные отношения. На чьей стороне правота, коль скоро она более не измеряется продвижением к общему благу?

Ослабление общественных связей на различных макроуровнях в обозримом будущем, я думаю, продолжится.

Понятно, что от инфляции контента в первую очередь страдает авторское тщеславие. Но я скорее не об этом, а об утрате коммуникации между автором и аудиторией: мы, допустим, стремимся передать информацию, но её не принимают, потому что пролистывают. Media isn't the message anymore, и это я даже не как Художник или пророк Господень говорю, а как веб-дизайнер, например.

Вижу несколько выводов.

Во-первых, наконец, действительно сформировались все внешние условия для того, чтобы избавиться от индивидуалистического самоощущения, от авторской гордыни: смыслы сейчас порождаются собранием, «литургически», причём каждый отдельный участник соработничества не порождает ничего сопоставимого по масштабу. Вопрос именно в масштабах, а не в смене ценностной парадигмы. Интересно, что процесс, как правило, самомодерируемый, из чего я с удовольствием делаю свой любимый вывод о том, что смыслы существуют объективно, люди же суть только инструмент их актуализации в пространстве культуры. Только раньше это были индивидуалы и индивидуалки, а теперь — социальные страты, клики, вики-сообщества и стихийные собрания. Об этом уже как-то беседовали.

Это, конечно, серьёзный стресс, во всяком случае, для подобных мне моих ровесников: мы росли и развивались с твёрдым как обелиск романтическим архетипом Художника, Одинокого Путешественника по Мирам, вместо позвоночного столба. Но в последнее время мне всё чаще кажется, что это не твёрдая основа человеческого существа, а червь-паразит.

Во-вторых, сообщение (если мы хотим, чтобы оно было принято) уже не может быть инкапсулировано в квант визуальной, звуковой или, допустим, вербальной информации, иначе оно просто потеряется в со страшной скоростью скроллируемом входящем потоке. Я говорю не только об очевидной необходимости мультимедийности, но и о том, что нужна протяжённость во времени, нарративность — получатель должен вовлекаться в какой-то сюжет, который требует от него не однократной (и часто рефлекторной) реакции, а сознательного и осмысленного взаимодействия на протяжении целого периода жизни. Реальной жизни.

P. S. Уверен, что обо всём этом много пишут, или уже давно написали, всевозможные теоретики совриска, но почему-то нет ни малейшего желания это всё читать.

Ф. Г. Лорка пишет:

без ухищрений, поскольку мне как поэту претит и полированный блеск, и хитроумный яд, и овечья шкура поверх волчьей усмешки, я расскажу вам, насколько сумею, о потаенном духе нашей горькой Испании.

На шкуре быка, распростертой от Хукара до Гвадалете и от Силя до Писуэрги (не говоря уж о берегах Ла-Платы, омытых водами цвета львиной гривы), часто слышишь: «Это — дуэнде (невидимка, незримое — Г. М.)». Великий андалузский артист Мануэль Торрес сказал одному певцу: «У тебя есть голос, ты умеешь петь, но ты ничего не достигнешь, потому что у тебя нет дуэнде».

По всей Андалузии — от скалы Хаэна до раковины Кадиса — то и дело поминают дуэнде и всегда безошибочно чуют его. Изумительный исполнитель деблы (андалусский стиль песен канте хондо, требующий высокого уровня исполнения — Г. М.), певец Эль Лебрихано говорил: «Когда со мной дуэнде, меня не превзойти». А старая цыганка-танцовщица Ла Малена, услышав, как Брайловский играет Баха, воскликнула: «Оле! Здесь есть дуэнде!» — и заскучала при звуках Глюка, Брамса и Дариуса Мийо. Мануэль Торрес, человек такой врожденной культуры, какой я больше не встречал, услышав в исполнении самого Фальи «Ноктюрн Хенералифе», сказал поразительные слова: «Всюду, где черные звуки, там дуэнде». Воистину так.

Эти черные звуки — тайна, корни, вросшие в топь, про которую все мы знаем, о которой ничего не ведаем, но из которой приходит к нам главное в искусстве. Испанец, певец из народа говорит о черных звуках — и перекликается с Гете, определившим дуэнде применительно к Паганини: «Таинственная сила, которую все чувствуют и ни один философ не объяснит».

Итак, дуэнде — это мощь, а не труд, битва, а не мысль. Помню, один старый гитарист говорил: «Дуэнде не в горле, это приходит изнутри, от самых подошв». Значит, дело не в таланте, а в сопричастности

via germiones_muzh

а вот джон маэда с пафосом и нарочно каким-то повизгивающим языком провозглашает ужасные пошлости.

«необходимо верить в простоту. простота и сложность неразлучны. большое кажется меньшим, если его отодвинуть далеко» и всё такое

простое проще сложного! — чего уж там. давайте идти до конца.

полностью бесполезный текст.

ну вот оно (фрагмент).
убил 2 рабочих дня



что теперь с этим делать, интересно

...лучше всего она (Бренда Улэнд) пишет о самокритике. Чтобы стать регулярным автором, утверждает она, нужно заставить замолчать в себе критика еще в самом начале. Внутренний критик может оказаться полезным, только когда большая часть уже сделана, когда Вы переходите к оценке и переработке. Под влиянием идей Фрейда, она говорит, что на ранней стадии творчества автор должен писать свободно, «включая бессознательное»:

«До этого момента лучше сопротивляться соблазну перечитывать написанное. Пока Вы тренируетесь писать легко и свободно и учитесь писать при любых обстоятельствах, чем реже Вы обращаете критический взгляд на свою работу, тем лучше — даже если это беглый взгляд. Превосходство или тривиальность Вашего текста до этого момента не рассматриваются.
Но теперь, самое время вернуться и беспристрастно изучить написанное, это может оказаться весьма полезным».

Сорок лет спустя, другая женщина-писатель — Гэйл Годвин — пишет на ту же тему в эссе «Сторож у ворот» [The Watcher at the Gate] (1974). Для Годвин, сторож — это «сдерживающий критик, который живет во мне», и который проявляется в разных формах, чтобы ограничить творчество:

«Удивительно, как далеко может пойти сторож, чтобы не дать Вам увлечься полетом собственного воображения. Сторожа — это пресловутые точилки для карандашей, сменные картриджи, лейки для растений, починки по дому и ненависть к беспорядку в доме или на столе. Они — принудительные надсмотрщики. Они культивируют прихоти, которые, по их мнению, присущи «писателям». И они скорее умрут (и уведут с собой в могилу Ваше вдохновение), чем рискнут сделать из себя посмешище».

Как и Бранд, Годвин заимствует центральные образы из Фрейда и цитирует Шиллера: «В случае с творческим сознанием…интеллект отзывает своих сторожей у ворот, и идеи врываются… и только тогда ум инспектирует и оценивает это множество». Шиллер распекает приятеля: «Ты отказываешься слишком быстро и отвергаешь слишком бескомпромиссно». — PoynterOnline. Everything you need to be a better journalist

«...вы, господа критики, стыдитесь или боитесь мгновенного проходящего безумия, которое наблюдается у всякого творческого разума и продолжительностью которого мыслящий художник отличается от мечтателя. Отсюда-то и проистекают ваши жалобы на неплодовитость: вы чересчур рано устраняете мысли и чересчур строго их сортируете».